ТРЕПЕТ: Холодная вода пахнет бензином, плещется у пешеходной разметки, словно лестница возносящая две пластмассовые фигурки на обломанную доску. Одна одета в полиэстровый наряд ушедшей эпохи. На месте, где должно быть лицо — лишь сгусток сукровицы и желудочного сока без очертаний, на месте глаз – две топорно выжженных шилом дыры в пластике, с серебряными дорожками стеклянных зеркальных квадратиков, вплавившихся в буро-болотное месиво. Фигурка стоит на коленях, склонив голову, словно принимая последний удар. Вторая – изящная поделка святой девы, подсвеченной розовым неоном «Видеопрокат Ревашоля». Её идеально выточенное лицо выражает лишь брезгливость, губы презрительно сведены в линию, внутренний светоч погас, лёгкие сочатся кровью. Где-то на периферии сознания вопит разноголосая толпа. Звуки голосов нарастают, они спорят ещё ожесточённей, крики становятся воем, резонирующем от стенок черепной коробки, ища выход. Вязкая нефтяная плёнка вдруг начинает распадаться, существа, чьи изломанные очертания увечных тел означают их принадлежность к мученикам или порождениям кошмарного сна в агонии, ломают хрупкую амальгаму под твоими веками, шепча ободряющие слова. Шёпот внезапно схлопывается в статику, осязаемые толстые нити радиопомех, которые хочется намотать на клубок. На ощупь как колючая шерстяная нить, тягучая слюна. Боковым зрением видно расплывчатую груду живой плоти. В разбитое окно какого-то клоповника врывается холодный сырой ветер, куча искорёженной плоти, отдалённо напоминающей человека, поднимается на шаткие ноги.
ДИСКО ЭЛИЗИУМ.
ТЫ: Кто-нибудь понимает, куда нас теперь занесло?
ВНУТРЕННЯЯ ИМПЕРИЯ: А ты не узнаёшь? Это – твоя жизнь. То, что происходило с тобой или произойдёт. – Мягкий звук костяшек подобен выстрелу последнего патрона в обойме. – То значение, которое ты сам захочешь получить на кубах.
ЭНЦИКЛОПЕДИЯ: Кубы или игральные кости – это гранёные кубики с числами, равными количеству граней, например, классический икосаэдр имеет..
ГРУБАЯ СИЛА: Какая-то душная дичь для задротов пошла! Будешь слушать зубрилу, забудешь что такое секс!
ДРАМА: Дай светоч памяти, мессир, было это ещё при жизни Краса Мазова..
ЭЛЕКТРОХИМИЯ: Пиро, Пилзнер и спиды, мне вообще всё до пи*ы!
КОШМАРНЫЙ ГАЛСТУК: Поддерживаю, bratushka! Ты что-то размяк, вперёд, – галстук призывно затягивается на твоей шее в морской узел.
ТЫ: Я всё ещё не понимаю, где я нахожусь.
ТРЕПЕТ: Гудки мотокарет, стаккато толпы бастущих дебардёров, визгливая перекличка чаек врываются в твои барабанные перепонки, заставив болезненно поморщиться. Где-то во дворе рыжеволосый шкет, дрожа под проливным мартовским снегом, набирает пригоршню камней вперемешку с грязью. С чавкающим стуком они врезаются в раздутый полустёкший на землю труп, подобно гнилому прошлогоднему яблоку висящему на ветке. Чуть поодаль, в конце лабиринта из контейнеров и грузов, в своей железной клетке сидит толстый профсоюзный Минотавр. В другой стороне на палубе роскошной яхты, прислонившись к мачте, элегантная немолодая женщина вздыхает, думая о чём-то своём, пряча лицо под ворот из меха. Девочка-подросток на льдине зябко потирает покрасневшие от мороза пальцы, не выпуская микрофона, которым записывает треск льда. На пирсе, прямо на досках настила, спит работяга, запрокинув разбитую голову на скамейку. С железных прутьев крошится кровавый иней.
СУМРАК: Знакомая боль прошивает твоё слабое сердце. Ты останешься здесь, заползёшь под сгнивший остов лодки как шелудивый пёс, забьёшься туда, где нет людей, чтобы издохнуть.
СИЛА ВОЛИ: Не слушай этого нытика и займись уже чем-то полезным, не отвлекаясь на километровые пространные речи твоей слабости. Не корми её.
ВОСПРИЯТИЕ (Зрение): Сморгнув остатки слёз, словно жидкие линзы, помогающие тебе сфокусироваться, ты замечаешь столбцы текста, уходящие за пределы видимости. Все твои чувства, ощущения и мысли облачены в ровные ряды машиннописного текста, весь твой хаотичный поток сознания, противоречия, шизофазия структурированы, изложены стандартным шрифтом.
ГРУБАЯ СИЛА: Опять читать! А как же старый-добрый мордобой?
КООРДИНАЦИЯ: И стрельба?
ДРАМА: Только в виде пространных описаний, мессир.
КОНЦЕПТУАЛИЗАЦИЯ: Воспринимай это как книгу, но эта книга – о тебе. Пиши как есть, приукрашивай, скатывайся в шаблонную банальщину, смешивай свою кровь с бензином, пусть страницы горят!
ЭЛЕКТРОХИМИЯ: Наполни её диско!
СУМРАК: Последним диско в твоей жизни. Диско Инферно, с вопящей от наслаждения удавкой на шее, высунутым языком, рухнув в мёртвую зону стробоскопов во мрак, который ты заслужил, Текила Сансет.
САМООБЛАДАНИЕ: Но есть же и вещи поинтересней, например...
ЭЛЕКТРОХИМИЯ: Например, вдохни этих чистых дофаминчиков, о да, заряди по щеке посильней, как же хорошо! Передаю привет слизистой носа – держись, брат!
САМООБЛАДАНИЕ: … например общение, расследование в конце-концов. Но какое это уже имеет значение.
КИМ КИЦУРАГИ: Вы снова сорвались, детектив?
ЭМПАТИЯ: Этот человек – лучшее, что было в твоей жизни. Держись его, как за последний обломок того, что ещё осталось хорошего.
ЭЛЕКТРОХИМИЯ: Он.. ОН НЕВЕРОЯТНО ГОРЯЧ! ДА ЧТО ЖЕ ЭТО ТВОРИТСЯ, БРАТЦЫ! Почему он до сих пор в одежде? Почему МЫ до сих пор в одежде?
ГРУБАЯ СИЛА: Мне уже не хочется врезать торчку, настолько мне противно.
ПОЛИЦЕЙСКАЯ ВОЛНА: Сателлит-офицер Жан Викмар сосредоточенно отстукивает отчёт на машинке. Внезапно он замирает и хмурится от небольшой боли в груди, но списывает это на побочки от антидепрессантов и продолжает работу.
ЭМПАТИЯ: Он доверяет тебе и пойдёт за тобой до конца. Давай в этот раз не упустим этот шанс?
СУМРАК: Он сломает тебя. Как она сломала.
ВНУТРЕННЯЯ ИМПЕРИЯ: Воспоминание заблокировано.
СТОЙКОСТЬ: Ты крепче, чем думаешь. Ты выдержишь, мейн брудер.
ГРУБАЯ СИЛА: Давай запустим этот стул в окно, мб полегчает?
ЛОГИКА: А сидеть на чём будем?
ЭЛЕКТРОХИМИЯ: (Мурлыкающим тоном) На спидах, брат!
СИЛА ВОЛИ: Всё, хорош, поднял задницу и занялся расследованием, ты всё ещё детектив, не забыл?
АВТОРИТЕТ: Дайте уже ему самому определиться.
РИТОРИКА: Да, здесь совсем не о преступлениях речь. Хотите хороший детектив – купите книжку про сраного Дика Маллена.
БОЛЕВОЙ ПОРОГ: Принять прошлое, простить себя в настоящем, превозмогать в будущем.
СТОЙКОСТЬ: Ради идеалов Ревашоля!
ЭМПАТИЯ: Ради Кима.
ПОЛИЦЕЙСКАЯ ВОЛНА: Ради коллег, которым не наплевать на тебя, алкаш.
СУМРАК: Или просто сдайся, Не-Звоните-Абигайл забил для тебя местечко в первом ряду ничтожеств одной ногой в Серости. Именно к этому ты и шёл, Текила.
ТЫ: Думаю, я всё понял.
ТЕХНИКА: Дверь номера открывается, выпуская тебя в новый день.
ТРЕПЕТ: Старинный витраж испещрили трещины, отчего изображённое на нём лицо светоча сочувственно улыбается уголками губ дёргающимся под анодную музыку внизу. И не осталось ничего: идеалы бессмыслица для детей, прошлое – следы от автоматных очередей на стенах домов и огромное тело бункеров, простёршихся под землёй словно мёртвый великан, а будущее может и не наступить. Призрак коммунизма сплёвывает в потухший костёр чёрной слюной. Дряхлый вояка играет в петанк бросая в воронку на месте набережной буль, в кучу к таким же, выбеленным солнцем, скалящихся редкими зубами, черепам. В ветхом человейнике умирает сорокалетний старик, уронив голову на вырванный из тетрадки листок с домашней работой его сына, с которого он так и не успел втянуть последнюю дорожку. Во дворе человек в плаще наклонился к рыжеволосому шкету. Он смотрит ему прямо в глаза, понимая двенадцатилетнего наркомана как никто другой, сочувственно смотрит как дрожит от ветра и спидов его посиневшее тело под тонкой олимпийкой, бормочет, что его отец убил сам себя, но ему, ему не обязательно идти за отцом. Малец на мгновение задумывается, испуганно и болезненно морщится, пружинится как будто хочет прыгнуть к человеку в плаще, спрятаться за ним, излить душу, но вдруг привычно щурится, насмешливо зыркает и произносит-сплёвывает «Куно по*й!»

Эх-ма, за весь вечер никто старику курева не поднёс…Сайн байна, эрдэм! Здороваюсь эт я с тобой. Чего зенки-то выпучил, рабочий люд впервой видишь? Фабричный я простой, раньше на консерве работал, бычьи туши тягал. Степняк, наполовину укладской, наполовину городской. А ты токмо, с поезду сошёл, вперевинку тут али раньше бывал да вернуться решил? Это ты верно придумал, но время неподходящее выбрал, сейчас такое надвигается. Да ты садись, успеешь ещё ноги сбить в беготне. Расскажу что да как тут у нас творится.

Перво-наперво, про Город. Чай не Столица, размаху такого не имеем, но живём как-нибудь, крутимся. Ты не озирайся так испуганно, Город у нас хоть на другие не похож, но мы мирно живём, никого зазря не трогаем, даже понаехов таких вот. Только ночью не шастай, там уж тебе никто не помощник, хотя я смотрю силёнок-то у тебя хватит, отобьёшься сталбыть. Карту зарисуй, сам-то потеряешься, полбеды, а вот времечко на месте не стоит и ждать, пока ты из заборов да подворотен путь найти сможешь, не станет. Время здесь твоим главным противником будет, хуже только чума да война. Ох, чуть главного не выболтал.. Смотрю, приехал налегке, без запасов да без гостинцев. Нелегко тебе придётся попервой, душу за сухарь готов будешь заложить, но дам тебе совет — за деньги не держись и мусорки обрыскивай. И нечего носа воротить, ишь какой, Столица! В мусорках попадутся сокровища, что жизнь тебе спасут и голодать не станешь. Деньги тут предмет ненадёжный, сегодня за монету три буханки хлеба купишь, а завтра и двух мешков медяков не хватит рассчитаться за полусъеденный сухарь. Вложись в орехи и цветы да бирюльки всякие, наменяешься потом на всё, что душе угодно. Если героя в себе почуял — можешь бритвенников почикать, денег поднимешь да крепче будут любить тебя городские. А можешь и сам воровством промышлять, ежели ноги унесёшь — простят, но станешь ли ты себя уважать опосля такого? Хотя если кишки голод стиснет в пятерне и не на такое пойдёшь.

За собой следи, ешь да пей, про сон не забывай. Сентябрь нынче, слышь как степь звенит вся? От морока твиринового люди болеют, чахнут, чудится им всякое. Костяной шабнак, вещи, из степи приходящие.. да не бледней ты так, а про легенды-то степные пусть тебе Младший Влад расскажет лучше или к Оспине наведайся. Здоровье тоже своё не запускай, запасись таблетками для энтого.. монитета, одёжу свою в порядке содержи да чини время от времени, оружия тоже касается. Когда время наступит то самое, и придётся в домах со смертью бывать, ну в тех, что будто из сна в горячечном бреду пришедших, долго там не торчи, не стоит тот жалкий скарб твоего здоровья и жизни тоже.

Мы народ простой, ни с кем не церемонимся. Водить под ручку да объяснять не станем, кто захочет общенья — письмом тебя вызовет или дома обходи самостоятельно, да вот времени на всех не хватит всё равно. Слушай и вникай, каждая мелочёвка порой важнее замудрёных речей. Но и их не брезгуй слушать, благо время, пока диалоги ведёте, на месте стоит. Пользуйся этим, других поблажек не будет. Что? Почему сейчас время бежит как обычно? Так ты ещё пары шагов не сделал, не впустил Город в себя. Пока что по прежнему своему порядку живёшь.

Тебе наверное скучно будет вот так одному бродить-то, есть тут трое, компанию тебе составят. Советов тут давать не стану, но к Данковскому первым присмотрись, вы с ним вровень ничего о Городе нашем да об Укладе не ведаете. Вместе сталбыть будете разбираться что к чему, приезжие. Данька тот с заскоками конеш, всё о бессмертии души радеет да вверх к звёздам рвётся с такими же уто.. утопцами, вместо того, чтобы землю твёрдую под ногами чуять, но мужик он хороший, хоть и не всегда поймёшь его иноземную тарабарщину. Вторым будет Артемий, Бураха сынишка. Тот наш, укладской, чует землю, следует Линиям, яргачин. Не смотри, что с виду он грозный, в душе добрый, с тоскою по отцу, сам отцом для сирот стал. Тот тебе и твирину соорудит и сердчишко у кого-то подрежет. А вот с третьей, Кларой не всё так ладно. Она и сама барышня себе на уме, но что-то недоработали над ней Творцы, получилась что-то навроде одонга, полусырая и недолепленая. Она должна была на все твои вопросы дать ответ, но самое её бытие одна большая загадка.

В чём смысл всего этого? А это уже тебе самому докумекать придётся, если не помрёшь раньше, хе-хе. Сам же на поезде к нам примчался, я таким же сошёл здесь, на этой станции уже и не припомню когда. С тех пор вот обтесался да врос крепко в эту землю, в каждый камешек домов, не выкорчевать. Ну, ступай, не стану задерживать. Баяртай, нухэрни. Эй, куда завернул-то в степь, Город в другой стороне будет. Не выйдет из тебя толку.. Сожрёт тебя песчанка или судьба перемелет. Аль сдашься и первым поездом умчишься, изувеченным да поломанным.
Эх-ма, и сколько тут сижу, хоть бы кто старика куревом угостил.