Ещё в школе рассказывали, что первобытные люди промышляли собирательством. Это древний инстинкт: нашёл в поле хоть что-то - тащи в свою нору! Не потому ли так притягательно корячить все эти тяжести по нехоженым каменистым склонам и руслам рек?
Другой мощный инстинкт - страх смерти. Тут смерть просто разлита в воздухе. Но не та обыденная смерть, которой не избежать, а совсем другая, чуждая, странная, страшная. Которая, может, даже хуже, чем смерть, а может и не смерть вовсе. Но ценить жизнь по-особенному заставляет точно.
В итоге простое задание, доковылять из одной точки в другую, наполнено сакральным смыслом: ты несёшь по-настоящему ценные вещи, чтобы спасти по-настоящему ценные жизни.
По-настоящему - именно так воспринимается эта игра. Именно это делает её особенной, делает шедевром.

Ещё в школе рассказывали, что первобытные люди промышляли собирательством. Это древний инстинкт: нашёл в поле хоть что-то - тащи в свою нору! Не потому ли так притягательно корячить все эти тяжести по нехоженым каменистым склонам и руслам рек? Другой мощный инстинкт - страх смерти. Тут смерть просто разлита в воздухе. Но не та обыденная смерть, которой не избежать, а совсем другая, чуждая, странная, страшная. Которая, может, даже хуже, чем смерть, а может и не смерть вовсе. Но ценить жизнь по-особенному заставляет точно. В итоге простое задание, доковылять из одной точки в другую, наполнено сакральным смыслом: ты несёшь по-настоящему ценные вещи, чтобы спасти по-настоящему ценные жизни. По-настоящему - именно так воспринимается эта игра. Именно это делает её особенной, делает шедевром.